Видит Бог, я патриот. И я хотела пойти на «Бессмертный полк» - мне есть, кого вспомнить. А в акции участвовало немало таких же, как я, людей, свято чтящих память о войне и пришедших искренне.
Но там, внутри, мне на мгновение показалось, что я в концлагере. А ведут всех нас, покорных, в газовую камеру. Я гнала от себя эти мысли, но впереди глазу открывались сотни белых пластиковых табличек, сзади - лица погибших. Это была мертвая акция, в ней не было нужной эмоции, не было жизни. С утра я ходила на кладбище к деду-фронтовику, вот там жизнь была, и память.
Вспомнились первомайские демонстрации в СССР - они были куда воодушевленнее. Мы не верили тогда в международную солидарность трудящихся и в скорое строительство коммунизма, но нам было весело, мы единились хотя бы в своем скепсисе. Тут не было единения.
Со мной был человек, у которого четверо родственников - выжившие узники Дахау, а День Победы - главный праздник в семье. Он очень хотел пойти, но и он, кажется, был сильно разочарован.
Что это - эффект толпы? Но и толпы бывают разные, есть радостные, яростные, а есть и равнодушные. Но если равнодушную толпу куда-то организованно и медленно ведут, она превращается в стадо.
Нет, что-то не так сделали политтехнологи, эксплуатирующие народную память о войне! Или так и задумано? Но тогда подобная организация отнимает у нас последнее, что нас объединяет, последний источник российской духовности и правды. Нас и тут возглавили, выхолостив идею. А выхолощенная идея есть ложь.
После такого марша даже застолье становится неинтересным и безжизненным.