Ровно семь пятилеток назад, аккурат в День милиции, закончилась брежневская эпоха. Эпоха застоя, холодной войны, стремительной гонки вооружений и вялотекущего всеобщего лицемерия, эпоха геронтократии.
О ней любили пошутить еще при жизни Леонида Ильича. И про комунисиськие сиськи-масиськи, и про чмок-чмок, и про маразм-склероз, и про Лёнин мавзолей - сотни анекдотов.
Эпоха эта была смешной, но не безобидной - СССР гнал, как самогон, вооружение; он угрожал западу военной мощью, создаваемой отсутствием присутствия необходимого; он планировал великие экологические катастрофы, пугая мир изобретением чудовищного оружия и поворотом сибирских рек.
Это было время, когда урожай собирали физики с лириками. Когда хлеба больше всего было в котлетах, мяса не было нигде, а водка с селедкой были повсюду. Когда легкая промышленность выпускала тяжелую обувь и топорную одежду. Когда на пенсию выходили в свадебном костюме. Когда за железный занавес можно было попасть только по партбилету. Когда говорить правду удавалось лишь на кухнях и сильно выпив. Когда заграничные новости разбирали через хрипы военных глушилок. Когда в «Правде» не было известий, в «Известиях» не было правды, а узнать что-либо важное можно было исключительно из опровержений. Когда в психушки сажали генералов, нобелевские лауреаты были осуждены за тунеядство, гении работали дворниками, а рок-концерты устраивали в квартирах. Когда никто не читал Солженицына, но все его осуждали. Когда секретность была такой, что конструкторы не знали толком, что именно они проектируют, но знали, что за одно слово об этом на улице можно оказаться на улице. Это было время, когда пятилетки выполняли за четыре года, а месячные планы - за последние три дня.
В ту эпоху страна пила мертвую; мечтала о джинсах; даже не мечтала о «Жигулях»; читала про секс у Пушкина с Мопассаном и в учебниках по акушерству; меняла макулатуру на книги; сдавала бутылки, чтобы купить еще одну; слушала Тухманова и с нетерпением ждала «Голубой Огонек».
Достижения были: балет-космос, наука-образование, атом-водород, плавки-отливки, БАМ-СЭВ, Таганка-Современник, Товстоногов-Тарковский и пять Звезд Героя самого Леонида Ильича.
Но было как-то терпимо, весело даже. Временные трудности давно уже стали постоянными и потому привычными. Бояться всем давно уже надоело, менять что-то было влом. Время тотального пофигизма.
В восьмидесятом грозили построить коммунизм - он был на горизонте, но удалился по мере приближения. Тогда пообещали в том же году дать каждой семье по отдельной квартире, но вместо этого провели олимпиаду.
Кто-то предчувствовал конец этой удивительной эпохи, но большинство жило, не помышляя о будущем - в непрерывном плоском настоящем.
Про смерть Брежнева сказали не сразу - несколько часов по радио и телевидению инфернально звучало «Лебединое озеро». Я узнала о ней только на следующий день, на улице. От неожиданности, от шока (совсем не от радости!) рассмеялась - мне казалось, что это невозможно, что брежневское время вечно. Впрочем, особенно и не горевал никто - не знали еще мы тогда, неразумные, что будет дальше, узнали бы - зарыдали бы.
Народ и не подумал тогда о революции, а дряхлая власть лишь попыталась уже слабой рукой ужесточить режим.
Но смерть взяла своих - и Тэтчер отказалась так часто ездить к нам на похороны; и пришел Горбачев; и канул в Лету «Солнцедар»; и свели на нет виноградники; и исчезли куда-то четырнадцать республик вместе с космодромами-заводами-комбинатами. Зато появились талоны; и случились войны; и произошли смятение, брожение и всяческая суета, в которых мы и пребывали два десятка лет. И из которых сейчас благополучно возвращаемся туда, откуда пришли - воссоздавая по образу и подобию, ставя тот же спектакль, но с новыми артистами и в свежих декорациях.
Похоже, хорошо нам там было. Видно по вкусу нам это время - застой.
Мы вечные его строители, аминь!
